Нагромождение злодейств, от почти вынужденного отравления старика-свекра до своекорыстного удушения юного наследника. Покорно принимаемые горести, а путь все тот же — начинается незаконной любовью, заканчивается острогом, помешательством и гибелью. Лесков и задумывал не столько повести, сколько очерки нравов мещанской и крестьянской жизни. Что ж так пронзительно индивидуальны «типичные женские» судьбы? И что за луч брезжит в этой беспросветности? Господь, не попустивший безнаказанности и не оставивший мир без добрых людей? Русский ли язык Лескова? Песенный ли лад — удалой, горевой, молитвенный, — под который подстроены обе повести? Поют люди не ими сочиненные песни, а выпевается свое — жизнь, любовь, смерть.