Ни одну страсть русские писатели не познали так глубоко, ни об одной столько не писали, как об игре. С петровских времен карты были для нас и сатанинским приворотом (запомнился в Москве колдовской Брюсов пасьянс), и политикой, и гусарской честью, и уж таким наркотиком, что иного не надо. А теперь то же самое — мещански, приземленно, в заштатных немецких городишках, где казино стало государственным предприятием. И человечишка, решивший бросить вызов «всем, всем» и не умеющий это сделать иначе, как слившись с толпой вокруг рулеточного колеса. Тут-то и станет по-настоящему страшно — за героя, за всех, кого сметет колесо, за автора — ведь биение биографического пульса в этой повести Достоевского слышно с лихорадочной отчетливостью.